Дом офицерского состава.
Вдоль коридора комнат ряд.
У окон молча, как застава,
В печали женщины стоят.
Я в страхе - брошена одна -
Отец не взял с собой : «Война!»
Уехал, взяв велосипед.
А мамы тоже дома нет:
В Москве премьера – мама там,
По выходным привычно было
Вдвоём с отцом остаться нам,
Но одиночество страшило
И слово жуткое «война»
Да слёзы на глазах соседок.
A что ещё для малолеток
Понятно было в день такой?
Потом убежища, тревоги,
Не спим и ждём – когда отбой.
Эвакуации дороги…
Отец в Шатуре оставался,
На фронт не брали, хоть старался
Военкомат преодолеть,
На фронт всей школой улететь
« Готовьте кадры! - был ответ-
Для Вас важнее дела нет».
Да в двадцать девять ему казалось,
Что для победы нужна лишь малость –
Всем навалиться быстрее дружно,
И с этим вовсе тянуть не нужно.
Случайно прилетел в Шатуру
Отца приятель , журналист –
Горячий, пылкая натура,
Как папа, тоже коммунист.
И он отцу на фронт попасть помог.
Так лично к Жукову в отряд
Весь выпуск школы совершил бросок,
И сразу в бой, и сразу в ад.
В бою был бензобак в машине папиной пробит.
(Порой мне снится, как бензин горит…)
Стрелок-радист покинул сразу самолёт,
Он тоже обгорел, но больше мой отец–пилот.
А дальше госпиталь – они там вместе были.
Подлечили стрелка-радиста в краткий срок
И отпустили по месту службы, в часть.
Отцу же было суждено пропасть
Для нас на годы без вести – такой судьбы виток.
Был сорок первый год, декабрь, мы писем ждали
И долго всё отцу писали.
Война закончилась, но не было отца,
Но в смерть нам не хотелось верить до конца.
И мама замуж не хотела выходить.
Считала – может, где-то жив, не может с нами быть.
Попал он в плен, боится испортить жизнь семье.
Живёт он за границей – так думалось и мне.
В сорок седьмом впервые нам документ прислали –
На мамины запросы ответ архива дали:
«В конце сорок второго Ваш умер муж от ран».
Решила тут же мама – ответ формальный дан
Чтоб пенсию для дочки могли бы нам платить -
На мамины копейки ой трудно было жить.
Короче, пожалели – поскольку про могилу
В той похоронной просто пустое место было
И дата на год позже, чем письма прекратились.
Мы продолжали верить, что где-то жив отец,
Репрессий он боится, но будет, наконец,
Когда-то к тем, кто в плен попал, другое отношенье,
Тогда уже вернётся он. Настало завершенье
Эпохи сталинской. Но не было отца.
А мама всё ждала. Надеясь без конца
На чудо. В шестидесятом я случайно
Нашла в Москве его приятеля, но тайна
Всё не рассеялась над папиной судьбой.
Он рассказал о том, как к Жукову попали:
« Могли пересидеть в тылу войну,
Но нужно было больше всех ему.
Да он, видать, не дорожил собой
И после госпиталя смерти не боялся,
В край партизанский, в Белоруссию, подался -
Так в части все решили. Патриотом был».
Вот так со мной Виницкий говорил,
Орденоносец, лётчик – испытатель.
Когда-то папин сослуживец и приятель.
Я больше никого из лётчиков искать не стала,
А маме всё подробно рассказала,
И убедилась мама, что права,
И что отца не зря всё ждёт. Опять ждала.
Отца сестра, уже в семидесятых,
Опять решила брата поискать.
Мы получили похоронную опять.
И там со всем, что знали мы когда-то,
Совпала обозначенная дата.
Указано там кладбище, могила…
Да только, к сожаленью, слишком поздно было.
Не удалось найти средь холмиков родной,
Все заросли травой, с землёй сравнялись
В Москве, на Пятницком. Когда б не потерялась
Та похоронная, могла бы я порой,
В Москве бывая, папу навестить
И за его могилой последить.
А так цветы у входа я купила,
По холмикам бесхозным разложила
И на канун поставила свечу.
***
Прошли года. И интернет
Мне вдруг подробный дал ответ:
Пришла в Челябинск похоронка в срок,
Но нас найти никто не мог.
Мы жили в школе деревенской без прописки
У наших родственников близких
От областного центра далеко.
На Богословском мама – нелегко
Жизнь одиноко прожила она:
Была вдовой, а думала жена.
Тогда ей было меньше тридцати,
Полсотни с лишним оставалось впереди.