Негромкий, но настойчивый стук в окно словно подбросил Валентину на кровати. «Проспала!» Вскочила и заметалась, как заполошная, на ходу закалывая шпильками волосы. Распахнула окно. Так и есть. На Валентину укоризненно смотрел колхозный бригадир Василий. По его кислому виду и мутным глазам Валентина поняла, что вчерашний вечер он провёл не хило.
– Может, рассольчику, Вась? – спросила участливо, с усмешкой в серых, ещё переполненных сонной негой, глазах. – Или покрепче чего? – уже откровенно хохотнула, обозначив ямочки на щеках, потешаясь над перекошенным, будто от зубной боли, лицом Василия.
– Всё бы тебе зубоскалить. Чего дрыхнешь-то, ечмит твою двадцать пять? Серёге вон своему рассол приготовь, опять вчера в коровнике назюзился, чуть в кормушку не свалился.
– Ладно, давай наряд да крути педали, разговорился что-то тут чересчур, – игривое настроение Валентины как ветром сдуло.
– Ну, не заводись, не заводись, – миролюбиво пробурчал Василий – раскроете сегодня бурты с семенной картошкой на дальнем поле. Я вам вилы туда загодя отвёз. Возле крайнего бурта найдёте. Ты уж девкам-то сама скажи, ладно? – Переминаясь смущённо с ноги на ногу, просительно заглянул в глаза.
– Да ладно уж, чего там, скажу, авось не впервой. И не смотри, как побитый щенок, – и резко захлопнула окно перед носом бригадира, который хотел было ещё сказать что-то, но потом махнул обречённо рукой, неуклюже взгромоздился на велосипед и поехал дальше вдоль села раздавать наряды на работу.
Валентина присела на табурет возле стола, глянула на часы.
Время ещё есть. «И кто его за язык-то тянул, с самого утра испортил настроение!» – досадливо поморщилась она, вспомнив о том, что Василий намекнул ей на пьянство мужа. Дескать, сначала в своём огороде разберитесь, а потом уж и в чужие камни кидайте. Да что там, прав колхозный бригадир: сам-то он разве что раз в год может, что называется, гульнуть от души, а Серёга редкий день не прикладывается к сорокоградусной.Валентина быстро оделась, прихватила «тормозок» с нехитрой едой, мельком глянула на себя в зеркало. «Сорок пять – баба ягодка опять… Ага, ягодка, урюк пересушенный…» – невесело усмехнулась она, заметив у себя новые морщинки вокруг глаз и в уголках рта.
Откинула занавеску, за которой спал, раскинув руки и высунув из-под одеяла заскорузлые, немытые ноги, Серёга. «Ну, гад, будешь ты у меня сегодня своё постельное бельё стирать! Я тебя научу и на ночь ноги мыть, и пожрёшь ты у меня ещё дармовой самогоночки!» Бессилие перед пьянством мужа и обида за свою несладкую бабью долю закипели в глазах Валентины слезами, которые она тут же решительно смахнула и шагнула за порог.
Во дворе под навесом, нетерпеливо перебирая ногами, стоял Сиротка, статный красавец-конь гнедой масти, в белых «носочках», и косился на Валентину тёмными, влажными глазами. Он потянулся к ней тёплыми, мягкими губами в ожидании привычного кусочка сахара и призывно заржал.
– Да отстань ты, все мои беды из-за тебя. Опять с Серёгой огород кому-то распахивали?
Конь настойчиво тыкался мордой в руки хозяйки, и она не выдержала, достала из кармана корочку хлеба и кусочек сахара и отдала попрошайке его лакомство.
Сиротка появился в доме Сергея и Валентины несколько лет назад. Серёга принес завёрнутого в фуфайку измождённого жеребёнка и, просительно глядя в глаза жены, сказал:
– Вот, Валюш, цыгане отдали, сиротка он, погибнет ведь животинка, пусть у нас живёт.
Жалостливое сердце Валентины дрогнуло, и лишь вечером, когда из стада не вернулись домой две овцы, она поняла, что проезжавшие через село цыгане «отдали» Серёге заморыша не совсем бескорыстно. Несколько дней опальный супруг, боясь праведного гнева Валентины, ночевал на сеновале, но жизнь брала своё, Серёга в конце концов был прощён, а жеребёнок, которого они назвали Сироткой, «усыновлён». Валентина выпаивала его из соски коровьим молоком и держала в хлеву вместе с телёнком. Затем подросшему питомцу Серёга любовно смастерил навес во дворе. Он выписывал для него на колхозном складе овёс, запасал на зиму сено, окашивая неудобья, и на корову, и на коня, ни в коей мере никого из них не ущемляя. В результате Сиротка рос в холе и неге и превратился в красавца, которого обвиняла сегодня Валентина в своих бедах. И не напрасно. Сиротка не даром ел свой хлеб. Односельчане частенько обращались к Серёге за помощью: кому дров из леса привезти, кому – сена с лугов, кто-то просил огород распахать. Никому Серёга не отказывал, запрягал своего любимца и «шёл на калым». Только расплачивались соседи со своим односельчанином за его доброту частенько «жидкой валютой», благо, в каждом доме этого добра было хоть залейся. А плоды безотказности своего дражайшего муженька пожинала Валентина.